Куплет описывает рождение любовного чувства через серию ярких, но несколько деформированных образов-сравнений. Чувство похоже на "горькое вино" (опьяняющее, но с терпким, взрослым послевкусием), на "вычурную позу" (неестественную, наигранную, но эстетизированную). Оно возникает "под шум хмельных идей" — то есть в атмосфере интеллектуального возбуждения, споров, возможно, пустого философствования. Сама мечта о "ней" приходит как нечто контрастное этому шуму — более тихое и конкретное. Финальный образ — "роза под наркозом" — сочетает красоту, хрупкость классического символа любви с состоянием нечувствительности, отрешённости, искусственного покоя. Вся картина передаёт ощущение любви как чего-то прекрасного, но слегка болезненного, искусственного и возникающего на фоне интеллектуального "шума".
Припев звучит как нарочито прямолинейный, почти детский манифест. Утверждение "Да, я люблю" повторяется как мантра, лишённая всяких поэтических сложностей первого куплета. Герой прямо заявляет, что его творчество ("песни я пою") посвящено только этому и ничему другому ("И петь не надо о другом / Мы о другом споём потом"). Это отказ от всех прочих тем (социальных, философских, политических) в пользу единственной. Фраза "И удержаться не могу" раскрывает любовь как неконтролируемую, всепоглощающую силу. Кульминация — самоопределение через два, казалось бы, несвязанных понятия: "Я оптимист, я оптимист / Я гетеросексуалист". Оптимизм здесь возникает не из радости, а из одержимости, из принятия этой простой, животной, социально одобренной ("гетеро") модели любви как единственного источника смысла и темы. Длинное, почти научное слово "гетеросексуалист" звучит иронично-пафосно, как будто герой с гордостью декларирует свою "нормальность" как форму протеста или как последний оплот в хаотичном мире.
Второй куплет раскрывает парадоксальную природу этого чувства. Любовь "уводит в темноту", но эта тьма названа "счастливой меланхолией". Это сочетание счастья и грузи, светлой тоски, добровольного погружения в непроглядное. Даже если этот путь болезнен ("пусть жестока плеть"), герой обречён на него — "Я не устану петь / Её потрёпанное имя". Образ "потрёпанного имени" указывает на то, что объект любви либо банален, либо изначально повреждён, либо сам акт воспевания его уже стал привычным, изношенным. Но, несмотря на это, пение (и сама любовь) продолжается. Герой принимает и боль ("плеть"), и изношенность чувства как данность.
Текст построен на резком контрасте. Куплеты написаны в характерной для "Агаты Кристи" манере — с изысканными, чуть вычурными, декадентскими образами ("вычурная поза", "роза под наркозом", "счастливая меланхолия"). Это язык рефлексии, сложных состояний. Им противостоит язык припева — намеренно примитивный, прямолинейный, построенный на повторах и простых утверждениях, напоминающий детские стишки или лозунг. Этот контраст и составляет смысл: герой, способный на сложные переживания (куплеты), сознательно выбирает простую, почти животную идентичность ("гетеросексуалист") и примитивный творческий манифест ("об этом песни я пою") как форму защиты от хаоса "хмельных идей".
Музыкальное воплощение текста предполагает два плана. Куплеты, с их сложными образами, могут звучать более камерно, медитативно, с акцентом на мелодичный, почти шёпотный вокал. Припев же должен быть абсолютно другим — это энергичный, навязчиво повторяющийся, почти маршевый гимн. Повторы "Да, я люблю" и "Я оптимист" должны звучать как скандирование, как заклинание. Фраза "Я гетеросексуалист", выпадающая ритмически и семантически, должна быть произнесена с особой интонацией — то ли иронично-торжествующей, то ли вызовом, то ли с наигранной серьёзностью. В целом, песня должна нести ощущение одержимости, когда простая идея вытесняет все сложности и звучит с гипнотической настойчивостью.
Песня "Гетеросексуалист" (альбом "Опиум", 1995) появилась в середине 1990-х, в период, когда в постсоветской России происходило бурное, часто хаотичное освоение ранее запретных тем, включая сексуальность. В то же время, рок-культура, всегда бывшая пространством для сложных тем и социальной критики, начала сталкиваться с коммерциализацией и упрощением. В этом контексте песня может быть прочитана как ироничный комментарий. С одной стороны, это пародия на примитивное, "попсовое" воспевание любви и "нормальности". С другой — это своего рода манифест усталости от "больших" тем (политики, истории, метафизики), которые доминировали в русском роке 80-х. Герой заявляет: хватит сложностей, я буду петь о простой, понятной, биологической любви — и в этой "нормальности" я оптимист. Это могло быть и реакцией на набирающий силу дискурс о сексуальных меньшинствах — провокационное утверждение "гетеросексуальности" как некой новой "изюминки" или протеста.
"Гетеросексуалист" — это не просто песня о любви. Это песня о сознательном выборе простой, биологической, социально одобренной идентичности в качестве последнего прибежища от интеллектуальной и экзистенциальной сложности мира. Герой, тонко чувствующий и способный на "меланхолию" и восприятие любви как "розы под наркозом", тем не менее, в своём творческом и жизненном манифесте сводит всё к примитивным утверждениям: "люблю", "оптимист", "гетеросексуалист". Это может быть ирония над упрощением, побегом в "норму", или же своеобразный эпатаж — горделивое декларирование банальности как новой формы бунта. В любом случае, песня исследует напряжение между сложным внутренним миром и потребностью в простых, якорных идентичностях. Её финальный рефрен звучит одновременно как победный клич, как насмешка над самим собой и как грустное признание: когда всё слишком сложно, остаётся только повторять, как мантру, самые простые и неоспоримые (казалось бы) истины о себе. Это гимн не любви, а одержимости простотой как последним способом остаться на плаву.
