Куплет открывается картиной тотального, почти персонифицированного зла. "Чёрные дела" задумываются кем-то (возможно, самими героями, а может, роком), а "Луна ухмыляется", наблюдая за этим. Небесные тела здесь не нейтральны, они — соучастники или зрители, питающиеся злорадством. Звёзды уподоблены "мириадам стрел", которые целятся не в реальные объекты, а в "силуэты снов" — самое хрупкое, интимное и невоплощённое в человеке. Кульминация — олицетворение "любви", которая "смеётся и злорадствует". Любовь предстает не как спасительное чувство, а как хищник или насмешливый свидетель, который вместе со всем миром взял героев "на прицел". Пространство песни с первых строк лишено безопасности; оно пронизано угрозой на метафизическом уровне.
Припев звучит как клятва, обет защиты. Герой обещает "своей рукою / Сердце твоё прикрою", даруя свободу и бесстрашие ("Можешь лететь / И не бояться больше ничего"). Однако это обещание немедленно опровергается описанием самого сердца. Оно — "двулико", то есть лживо по своей природе. Его устройство — обман: сверху "набито мягкой травой" (символ нежности, уюта, жизни), но "снизу каменное-каменное дно". Этот образ разрушает иллюзию защиты. Какое значение имеет рука, прикрывающая сверху, если под тонким слоем травы скрывается бездна каменной пустоты, холодности, мёртвой тверди? Защищать здесь нечего, или же защищать нужно от этого самого "каменного дна". Жест героя оказывается или наивным, или осознанно обречённым на провал.
Второй куплет вводит новую, ещё более зловещую угрозу — "чёрного зверя", затаившегося на небе (возможно, это та же Луна, принявшая звериный облик). Герой предупреждает: "Смотри же и глазам своим не верь", подчёркивая обманчивость реальности. В глазах зверя он чувствует "беду", но суть её ему недоступна ("Не знал и не узнаю никогда"). Центральный вопрос — "Зачем ему нужна твоя душа" — остаётся без ответа. Загадочность мотивов зверя делает угрозу ещё более страшной. Последняя строка — "Она гореть не сможет и в аду" — раскрывает природу этой души: она настолько холодна, пуста или "каменна", что даже адскому огню не под силу её зажечь. Это душа, лишённая горючего материала страсти, греха или жизни, что делает её и неуязвимой, и безнадёжно мёртвой.
Текст выдержан в эстетике мрачного, почти готического романтизма: одушевлённые, враждебные силы природы, фатальная любовь, мотив жертвенности. Однако его суть — в парадоксах. Любовь злорадствует. Защита предлагается тому, чья суть — неприкрываемое каменное дно. Душа, которую хочет похитить демонический зверь, сама по себе не представляет для него ценности (не может гореть). Эти парадоксы разрушают традиционные смыслы, создавая ощущение глубокой экзистенциальной трещины в самой реальности. Язык сочетает высокую поэтическую образность ("мириады стрел", "силуэты снов") с простыми, даже грубоватыми констатациями ("набито мягкой травой", "каменное дно").
Текст предполагает резкий контраст между куплетами и припевом. Куплеты, с их описанием космической угрозы, должны звучать напряжённо, возможно, в минорной, настороженной тональности, с акцентом на повествовательность. Припев же, с его обещанием защиты, должен нести в себе мелодическую волну, взлёт ("Можешь лететь"). Однако содержательная двусмысленность сердца ("двулико", "каменное дно") вносит в эту мелодию трещину, диссонанс. Повторы припева, особенно в финале, и настойчивое возвращение к "каменному-каменному дну" действуют как гипнотическое заклинание, закрепляющее не образ защиты, а образ этой непроницаемой, холодной глубины как конечной истины о человеке. Музыкально это может выражаться в нисходящих, "тяжёлых" аккордах на словах о каменном дне.
Песня "Чёрная луна" (альбом "Ураган", 1997) относится к зрелому периоду "Агаты Кристи", для которого характерно усложнение поэтики, углубление в мрачный романтизм и экзистенциальные темы. 1990-е годы в России были эпохой глубокого разочарования, цинизма и "чёрного" юмора как защитной реакции. Песня отражает это настроение, но поднимает его на метафизический уровень. Образ враждебного космоса и двойственной, "каменной" натуры человека перекликается с традициями декадентской поэзии Серебряного века, где тоже были сильны мотивы разочарования, двойственности и встречи с тёмными силами. В контексте русского рока песня стоит рядом с текстами "Наутилуса" или "Кино", где любовь часто оказывалась силой разрушительной, а мир — лишённым гармонии.
"Чёрная луна" — это песня о тщетности защиты в принципиально враждебном мире и о внутренней пустоте, которую невозможно прикрыть. Герой, столкнувшись со вселенским злорадством (Луны, звёзд, даже любви), пытается совершить рыцарский жест — прикрыть сердце любимого. Но этот жест разбивается о откровение о природе этого сердца: оно двулико, а под тонким слоем иллюзорной нежности ("мягкая трава") скрывается вечное, непробиваемое "каменное дно". Таким образом, защищать нечего, или защищать нужно от этой внутренней пустоты, что невозможно. Угроза "чёрного зверя", жаждущего душу, которая "гореть не сможет и в аду", лишь подчёркивает абсурд ситуации: даже демонические силы охотятся за чем-то, по сути, несуществующим. Песня говорит об экзистенциальном одиночестве и холодности, ставших сутью человека, и о героической, но бессмысленной попытке любви как-то этому противостоять. В конечном счёте, это гимн не силе защиты, а неизбежности падения в собственное "каменное дно", которое и есть единственная реальность под всеми иллюзиями.